Неточные совпадения
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской
литературы, так что мог и
любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной
литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
— Ну да, я — преувеличенный! — согласился Депсамес, махнув на Брагина рукой. — Пусть будет так! Но я вам говорю, что мыши
любят русскую
литературу больше, чем вы. А вы
любите пожары, ледоходы, вьюги, вы бежите на каждую улицу, где есть скандал. Это — неверно? Это — верно! Вам нужно, чтобы жить, какое-нибудь смутное время. Вы — самый страшный народ на земле…
—
Любить ростовщика, ханжу, ворующего или тупоумного чиновника — слышите? Что вы это? И видно, что вы не занимаетесь
литературой! — горячился Пенкин. — Нет, их надо карать, извергнуть из гражданской среды, из общества…
В новых
литературах, там, где не было древних форм, признавал только одну высокую поэзию, а тривиального, вседневного не
любил;
любил Данте, Мильтона, усиливался прочесть Клопштока — и не мог. Шекспиру удивлялся, но не
любил его;
любил Гете, но не романтика Гете, а классика, наслаждался римскими элегиями и путешествиями по Италии больше, нежели Фаустом, Вильгельма Мейстера не признавал, но знал почти наизусть Прометея и Тасса.
— Вот видите: мне хочется пройти с Марфенькой практически историю
литературы и искусства. Не пугайтесь, — поспешил он прибавить, заметив, что у ней на лице показался какой-то туман, — курс весь будет состоять в чтении и разговорах… Мы будем читать все, старое и новое, свое и чужое, — передавать друг другу впечатления, спорить… Это займет меня, может быть, и вас. Вы
любите искусство?
Революционерка учила его и поражалась той удивительной способностью, с которой он ненасытно поглощал всякие знания. В два года он изучил алгебру, геометрию, историю, которую он особенно
любил, и перечитал всю художественную и критическую
литературу и, главное, социалистическую.
Что я больше всего
любил в мировой
литературе?
Она была ближе к православию,
любила «Добротолюбие» и постоянно читала восточную мистико-аскетическую
литературу.
Из учителей церкви
любил я главным образом Оригена и особенно святого Григория Нисского; из аскетико-мистической
литературы глубже других мне казался Исаак Сирианин.
Она читала французские книги и спросила у меня,
люблю ли я французскую
литературу.
Этот же хаос Тютчев чувствует и за внешними покровами истории и предвидит катастрофы. Он не
любит революцию и не хочет ее, но считает ее неизбежной. Русской
литературе свойствен профетизм, которого нет в такой силе в других
литературах. Тютчев чувствовал наступление «роковых минут» истории. В стихотворении, написанном по совсем другому поводу, есть изумительные строки...
Особенно
любил Петр Елисеич английскую специальную
литературу, где каждый вопрос разрабатывался с такою солидною роскошью, как лучшие предметы английского производства.
Он очень
любил и немцев и
литературу их.
[Женщина
любит, чтобы между двумя поцелуями ее посвящали в тайны истории, морали,
литературы (франц.)]
— Вы смотрите на это глазами вашего услужливого воображения, а я сужу об этом на основании моей пятидесятилетней опытности. Положим, что вы женитесь на той девице, о которой мы сейчас говорили. Она прекраснейшая девушка, и из нее, вероятно, выйдет превосходная жена, которая вас будет
любить, сочувствовать всем вашим интересам; но вы не забывайте, что должны заниматься
литературой, и тут сейчас же возникнет вопрос: где вы будете жить; здесь ли, оставаясь смотрителем училища, или переедете в столицу?
Глупо! отчего нам не служить? на службе нашего брата
любят, на службе деньги имеешь; на службе влияние у тебя есть — не то что там, в этой
литературе.
В Воронеже она такой не была. Всегда веселая и разговорчивая, в своей маленькой компании она
любила слушать и говорить о театре, о
литературе, о Москве и меньше всего — о себе. Только раз, когда В.П. Далматов припомнил, что он познакомился с Шекспиром с десяти лет, она улыбнулась...
Вследствие таковых качеств, успех его в
литературе был несомненный: публика начала его знать и
любить; но зато журналисты скоро его разлюбили: дело в том, что, вступая почти в каждую редакцию, Миклаков, из довольно справедливого, может быть, сознания собственного достоинства и для пользы самого же дела, думал там овладеть сейчас же умами и господствовать, но это ему не совсем удавалось; и он, обозлившись, обыкновенно начинал довольно колко отзываться и об редакторах и об их сотрудниках.
— Я
литературу люблю, да только не нынешнюю.
— Ну, ты, батюшка, я вижу, неисправим, хоть брось, — возразила Дарья Михайловна, слегка искажая грибоедовский стих. — Что же вы
любите, коли вам и музыка не нравится?
литературу, что ли?
В нашем обществе все сведения о мире ученых исчерпываются анекдотами о необыкновенной рассеянности старых профессоров и двумя-тремя остротами, которые приписываются то Груберу, то мне, то Бабухину. Для образованного общества этого мало. Если бы оно
любило науку, ученых и студентов так, как Николай, то его
литература давно бы уже имела целые эпопеи, сказания и жития, каких, к сожалению, она не имеет теперь.
Было время, когда он очень сильно
любил жизнь, наслаждался театром,
литературой, общением с людьми; одаренный прекрасной памятью и твердой волей, изучил в совершенстве несколько европейских языков, мог свободно выдавать себя за немца, француза или англичанина.
Освежающим дождем падали на сердце мое речи народопоклонников, и очень помогла мне наивная
литература о мрачном житии деревни, о великомученике-мужике. Я почувствовал, что, только очень крепко, очень страстно
любя человека, можно почерпнуть в этой любви необходимую силу для того, чтоб найти и понять смысл жизни. Я перестал думать о себе и начал внимательнее относиться к людям.
Воспитанник кадетского корпуса, товарищ и приятель Озерова, он был такой же горячий любитель французского языка и французской
литературы, как Озеров, знал хорошо этот язык, помнил множество стихов и прозы лучших французских писателей и
любил читать их наизусть.
Тут уже стали обращать серьезное внимание на
литературу и несколько опасаться свободоязычия, которого Екатерина, как видно по всему, очень не
любила.
Она очень не
любила, когда под видом гласности в
литературу прокрадывались какие-нибудь «продерзкие речи».
«Маргарита Францевна Паули; прекрасная женщина; к ней надо письменно, отличным почерком и книжным языком;
любит хорошую
литературу».
Вы человек образованный, учились в университете, занимаетесь
литературой, страстно
любите, как мне пишут, театр и желаете иметь доброго руководителя в игре на сцене; я учился, правда, на медные деньги, но бог не обидел меня дарованием.
Они
любят потолковать об
литературе; хвалят Булгарина, Пушкина и Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об А.
Он смотрел с улыбкой превосходства на все русское, отроду не слыхал, что есть немецкая
литература и английские поэты, зато знал на память Корнеля и Расина, все литературные анекдоты от Буало до энциклопедистов, он знал даже древние языки и
любил в речи поразить цитатой из «Георгик» или из «Фарсалы».
Кроме ученых занятий и русской
литературы, Александр Семеныч
любил итальянских поэтов.
Андрюшиной хрестоматией я завладела сразу: он читать не
любил, и даже не терпел, а тут нужно было не только читать, а учить, и списывать, и излагать своими словами, я же была нешкольная, вольная, и для меня хрестоматия была — только любовь. Мать не отнимала: раз хрестоматия — ничего преждевременного. Вся
литература для ребенка преждевременна, ибо вся говорит о вещах, которых он не знает и не может знать. Например...
Они или вовсе не
любили или
любили головою только, и выдумать их в
литературе могли только творцы, более знакомые с головною, нежели с сердечною любовью.
— Да,
литература! да! это такое благородное искусство! C'est si agréable! ça élève l'âme! [Это так прекрасно! оно возвышает душу! (франц.)]… Донизетти… Бетховен… Варламов… У меня племянник, который… Да, музыка! вы, конечно,
любите музыку?…
— Одолеваем-таки. Изящную
литературу люблю, но только писателей изящных мало встречаю. Поворот назад чувствую.
Берг был еще тогда холостой и жил неизменно в Европейской гостинице. Вейнберг жил также временным холостяком в отеле"Маренж"в ожидании переезда на прекрасную квартиру как редактор"Варшавского дневника", что случилось уже позднее. Он был еще пока профессором русской
литературы, а Берг читал русский язык и был очень
любим своими слушателями, даже и поляками, за свое знание польского языка и как талантливый переводчик Мицкевича.
Лично я познакомился с ним впервые на каком-то масленичном пикнике по подписке в заведении Излера. Он оказался добродушным малым, не без начитанности, с высокими идеалами по части театра и
литературы. Как товарища — его
любили. Для меня он был типичным представителем николаевской эпохи, когда известные ученики Театрального училища выходили оттуда с искренней любовью к"просвещению"и сами себя развивали впоследствии.
Он учился в Петербургском университете,
литературу любил искренно.
Правда, в печать тогдашняя цензура ничего такого и не пустила бы, но ведь цензура в 40-х годах и в начале 50-х годов была еще строже; а это не мешало"отцам"
любить скоромное в непечатной
литературе стишков, анекдотов, целых поэм.
И он был типичный москвич, но из другого мира — барски-интеллигентного, одевался франтовато, жил холостяком в квартире с изящной обстановкой,
любил поговорить о
литературе (и сам к этому времени стал пробовать себя как сценический автор), покучивал, но не так, как бытовики, имел когда-то большой успех у женщин.
Историки
литературы и литературные критики, любящие вскрывать разного рода влияния и заимствования,
любят указывать на разного рода влияния на Достоевского, особенно в первый период его творчества.
Из предметов общего образования история и
литература стояли у Суворова на первом плане. Литературные знаменитости, предшествовавшие его времени и современные, были ему хорошо известны. Он
любил их цитировать при всяком удобном случае. В описываемое нами время он не только
любил читать, но пробовал и писать.
И та и другая не
любили женского общества; обе занимались
литературою, покровительствовали ученым, ласкали предпочтительно иностранцев, были щедры без рассудительности и, между нами сказать, не думали о благе своих подданных; обе не только в своих поступках, но и в одежде вывешивали странности характера своего и, назло природе, старались показывать себя более мужчинами, нежели женщинами.
В кругу своих товарищей Гиршфельд держался важно и гордо, стараясь уверить их, что он следит за юридической наукой и
литературой, и что ни одно мало-мальски выдающееся сочинение на русском и иностранных языках не ускользает от его любезности. Товарищи не
любили его и в шутку прозвали московским Жюль Фавром.
Все это чиновник Кувырков делал con amore, [Бескорыстно (Итал.)] просто потому, что
любил приличие, много соболезновал о зловредном направлении
литературы и стремился ко введению единомыслия в России.
«К концу прошлого столетия, — писал Андреев, — на подмостки театра истории выступил новый загадочный герой — народы И как это ни странно: весьма
любя „народ“, меньше всего поверила в „народ“ русская талантливая
литература.